Россия – временный лес Китая

Останемся с липой.

Лесное хозяйство – одна из самых непрозрачных сфер в России. Истинная картина происходящего в лесной чащобе по большей части остается за пределами взгляда общественности. Лишь время от времени вспыхивают скандалы, когда масштабы рубок становятся уж слишком неприличными, а съемки с высоты фиксируют тысячи гектаров пустоши вместо лесов. Или когда возбуждаются уголовные дела против чиновников.

О "болевых" точках лесной отрасли "Уралинформбюро" поговорило с руководителем лесного отдела Greenpeace в России Алексеем Ярошенко.

Фото: страница Алексея Ярошенко в facebook.com.

- Алексей Юрьевич, в Свердловской области недавно случился скандал. Под реализацию инвестиционного проекта по деревопереработке планировалось отдать 220 тысяч гектаров леса. При этом значительная его часть растет на территории лесничеств и имеет статус защитного. Благодаря общественности 40 тысяч гектаров на территории Березовского лесничества удалось отстоять. О чем может свидетельствовать данная ситуация?

- Я думаю, проблема не в том, что лес предоставляют в аренду для заготовки древесины, а в том, что наше законодательство допускает совершенно бесхозяйственное его использование. Возьмем то же Березовское лесничество - там под рубку в основном были отданы защитные леса и частично – эксплуатационные. Между тем это не дикий лес, который может сам себя поддерживать бесконечно долго, а лес, уже интенсивно освоенный человеком.

Если посмотреть на свежие космоснимки, то видно, что почти вся территория образована старыми рубками. Более того, данный лес живет в условиях стресса, потому что находится недалеко от одного из крупнейших городов, и в правильном хозяйстве его нужно содержать в здоровом состоянии. Но наше законодательство, к сожалению, не подразумевает бережного обращения с лесом.

То, что сейчас леса Березовского лесничества исключили из инвестпроекта, - это хорошо. Но нужен постоянный хозяин, который будет обеспечивать лесу выращивание, а также вести разумные рубки – мелкомасштабные, выборочные, санитарные. Не воровство леса, а реальные санитарные рубки. Вот этого пока нет.

- Не являются ли подобные инвестпроекты некой "красивой оберткой", прикрывающей банальную рубку леса и его последующую продажу?

- В том, что промышленники рубят лес и что-то делают из древесины, ничего плохого нет. Раз люди пользуются природными ресурсами, они должны их где-то получать. И очень часто лучше, если что-то делается из древесины, чем, например, из пластика. Вред природе будет меньше, если использовать правильно выращенный лес и правильно заготовленную древесину. Проблема не в том, что в принципе лес рубят, а в том, что рубят его совершенно бесхозяйственным образом. В освоенных лесах деревья надо выращивать – рубить, выращивать – рубить, разумеется, с соблюдением необходимых экологически норм и ограничений. А у нас его рубят, но не выращивают.

- В минприроды Свердловской области рубку леса объяснили тем, что его много, и что лес – возобновляемый ресурс. Однако Greenpeace настаивает на том, что история о баснословных лесных богатствах РФ – один из самых опасных ныне существующих мифов.

- Даже нефть в каком-то смысле возобновляемый ресурс, просто на это уходят сотни миллионов лет. И лес тоже - условно возобновляемый. Надо понимать, что почти всем лесозаготовителям нужна крупная хвойная древесина, все остальное пользуется значительно меньшим спросом. Но для того, чтобы она вырастала, за лесом нужно ухаживать.

Конечно, крупный ельник с большим количеством пиловочника - того, что можно на пиломатериалы пустить, вырастет, даже если ничего не делать, но… лет так через 150. Это очень долго, и, так как на освоенных землях лес не выращивается, ресурсы сокращаются. То есть площадь леса остается большой, но хозяйственно ценных участков становится все меньше. И для того, чтобы добыть нужную древесину, лесозаготовителям приходится всеми правдами и неправдами залезать в самые ценные участки, которые имеют тот или иной статус.

- Опросы показывают, что особое возмущение россиян в последнее время вызывает то, что срубленный лес предназначается для продажи за рубеж, в частности, в Китай. Действительно ли китайские компании захватили российские леса?

- В Китай вывозится примерно 1/4 - 1/5 всей древесины, заготавливаемой в России. Большая часть уходит в виде пиломатериалов и целлюлозы, меньшая – в виде необработанной древесины, в основном - из приграничных регионов России. Даже если это не основная часть древесины, то все равно Китай – самый крупный покупатель лесной продукции. И он же самый крупный инвестор. Китайский бизнес массово скупает российские предприятия, а взамен получает различное древесное сырье.

При этом хочу отметить, что Китай в десятки раз больше средств вкладывает в свое лесное хозяйство. Буквально 60-70 лет назад он в лесном отношении были дикой страной, которая какие-то крохи знаний получала, прежде всего, от Советского Союза. Сейчас Китай больше всех в мире выращивает леса и вкладывает в его разведение совершенно колоссальные средства. Если в России, по предварительной оценке, за прошлый год было заготовлено около 230 миллионов кубов древесины, то в Китае - порядка 330 миллионов. То есть почти в полтора раза больше.

В Поднебесной дикие леса в основном запрещено рубить. Они берегут их в рамках борьбы с наводнениями и с опустыниванием. Но на освоенных землях китайцы выращивают все больше и больше древесины.

- Получается, и этого Китаю мало?

- Во-первых, да, мало, потому что это самая крупная и быстрорастущая экономика мира, этакий "сборочный цех" мира. Во-вторых, те леса, которые они сейчас сажают, начнут "давать" древесину где-то через 20-30 лет. То есть сейчас китайцы вкладывают, понимая при этом, что основной пик выращивания будет примерно к 2040 году. И российские леса им нужны как временный источник древесины.

- Та часть древесины, которая уезжает в Поднебесную, это много или мало?

- Это, конечно, много. Было бы лучше, если бы она перерабатывалась внутри России. Это и рабочие места, и доходы в бюджет. Но, к сожалению, как есть, так есть. И, в первую очередь, потому, что другие виды бизнеса наше государство старается всеми силами законтролировать до смерти, а этот действует немножко бесконтрольно.

- Ранее вы отмечали, что за 2017 год Россия потеряла порядка 5,3 миллиона гектаров леса, большей частью – по вине пожаров. Выходит, главный враг тайги – все-таки не лесорубы?

- Если говорить в масштабах страны, то да, из-за пожаров теряется в разы больше, чем из-за сплошных вырубок. Но понятно, что есть региональная специфика. Пожары очень неравномерно распределяются по территории России. Основные площади лесов, которые гибнут от огня, находятся на территории Восточной Сибири и Дальнего Востока. А, например, в европейской части страны и на Урале площади вырубок больше, чем площади гибнущих от пожаров лесов. Вообще ситуация с рубками по таежной зоне примерно одинаковая. Свердловская область - это такой таежный регион-середнячок по объемам рубки, ничего выдающегося ни в ту, ни в другую сторону нет.

- То есть кричать, что свердловчане без леса остаются, рано?

- Ну, видите ли, у нас с лесом в таежной зоне везде плохо. То, что регион-середнячок, не говорит о том, что там все хорошо. Без леса мы, конечно, не останемся, потому что любая вырубка зарастает березой и осиной достаточно быстро. Мы останемся без ценных лесов.

- А как вообще рассчитываются объемы рубки? Вы упоминали раньше, что это делается по старым и "липовым" данным, которые завышены примерно в три раза.

- Главный показатель, который определяет, сколько можно рубить, - это так называемая расчетная лесосека. Это - административный показатель, который хитрым образом считается для каждого лесничества и отдельно – для хвойных и лиственных лесов. Однако сами алгоритмы, по которым рассчитывается лесосека, были заимствованы из Германии в середине позапрошлого века, а появились еще перед наполеоновскими войнами, то есть довольно-таки давно.

Данный подход для России в принципе не подходит, поскольку подразумевает, что в лесу ведется хозяйство, что срубленные ценные леса восстанавливаются в полном объеме, что вся полученная древесина в хозяйстве используется. А у нас нет ни нормального хозяйства, ни охраны лесов от непроизводительных потерь. Зато есть огромные площади непродуктивных лесов, которые тем не менее в расчет тоже включаются. Поэтому наша расчетная лесосека – "липовая" обычно.

- Время от времени прокуратура или другое надзорное ведомство выдает новости о творящихся в лесах безобразиях. Главные фигуранты таких дел, как правило, "черные" лесорубы, пойманные на незаконной рубке…

- Это такая проблема-обманка. Людям проще подкинуть полумифического врага, ведь в противном случае они начинают задавать вопросы. В реальности вклад "черных" лесорубов не очень велик. Даже по самым максимальным оценкам доля неучтенной заготовки древесины – 20-25% от общего объема. Но неучтенная древесина – это не только "черные" лесорубы. Где-то неправильно посчитали, где-то лишнего срубили и не отчитались и так далее.

- Вы не про санитарную рубку, когда под видом оздоровления леса рубятся здоровые деревья?

- К сожалению, подобное происходит по всей стране. Обычно это выглядит так: есть защитный лес, где формально сплошные вырубки запрещены, за исключением санитарных. Но есть участок леса, который арендатору очень хочется срубить. К примеру, там очень хорошие запасы ценной древесины.

Арендатор обращается к лесопатологам – допустим, в Центр защиты леса. И находит там кого-нибудь не слишком совестливого - такие люди бывают. Дальше они договариваются: лесопатолог делает обследование и находит формальный признак для рубки, например, отдельные заселенные короедом деревья. Есть много уловок, чтобы показать необходимость сплошной санитарной вырубки на всей нужной площади. Далее оформляется акт лесопатологического обследования. Сегодня по правилам он должен выкладываться в открытый доступ в интернет минимум за 20 дней до рубки. Но далеко не во всех регионах находятся люди, которые за этим следят. Найдутся – хорошо, не найдутся - через 20 дней начнут рубить. Ну, а потом, когда уже все срубили и вывезли, доказать, что что-то было неправильно, невозможно.

- Каковы последствия бесконтрольной рубки леса?

- Я думаю, вы знаете, сколько на Урале умирающих лесных поселков. Сейчас там доживают пенсионеры, а молодые люди почти все уехали. Дело в том, что наиболее ценные леса, которые давали жизнь предприятиям, оказались "съедены", а те, что остались, очень низкого качества, доходности от которых почти нет. Это традиционный для нашей таежной зоны подход: леспромхозы обычно планировались на 30-летний срок жизни – за этот период предполагалось выбрать все наиболее ценное вокруг. Таких брошенных поселков на Урале полно. Да их по всей стране полно! Это - главное социальное последствие. Когда ресурсы исчерпываются, и лес перестает давать людям рабочие места, территорию забрасывают.

Меняется динамика рек и ручьев, появляются очень мощные паводки, наводнения, смыв почвы весной, а летом водные объекты, напротив, пересыхают. Это ведет к исчезновению рыбы и прочим последствиям. Также меняется качество окружающей среды для людей. Для большинства из них место отдыха – это лес. А если вокруг - обширное пространство вырубок, которое зарастает березой и осиной, то людям банально некуда пойти погулять, отдохнуть.

- А сильные, порой ураганные ветра, которые все чаще появляются на Среднем Урале, могут быть связаны с вырубками леса?

- Могут. Лес отчасти задерживает ветер. Например, те же притундровые леса сохраняли в первую очередь для защиты от сильных северных ветров. Где-то, может быть, влияние леса на ветер переоценивается, но оно тем не менее есть везде.

- Вы упомянули в начале разговора, что 70 лет назад Китай был дикой страной в лесном отношении. Кажется, сегодня этот статус можно присвоить России.

- Но при этом мы проходили периоды в развитии, когда не были дикарями. Например, в 1888 году был принят лесоохранительный закон, который считался одним из самых передовых (для всего мира!) лесных законов того времени. Где-то к началу XX века лесное хозяйство в России, по крайней мере, в густонаселенных районах, поднялось на нестыдный уровень. Россия была одной из самых развитых в лесохозяйственном отношении стран мира. Потом мы скатились к дикости, а вновь приподниматься начали в 1950-е годы.

- То есть очередной откат назад, который привел к сегодняшнему положению дел, начался где-то в конце XX века?

- На мой взгляд, самые серьезные проблемы, та безнадега, которую мы видим сегодня, пошли примерно с начала 2000-х. В мае 2000 года в России были ликвидированы Федеральная служба лесного хозяйства и Государственный комитет по охране окружающей среды. То есть уничтожены сразу два ведомства, которые отвечали за лес и охрану окружающей среды. И если в 90-е годы шло эволюционное развитие, постепенно накапливался уровень цивилизованности в лесном хозяйстве, то в течение пары лет после ликвидации служб вся система управления лесами пребывала в разрухе, а ее будущее было совершенно неопределенно. И эти два года отбросили всю накопившуюся эволюцию на десятки лет назад.

Лесное хозяйство формируется эволюционно. Не бывает такого, что приняли закон – и сразу все наладилось. После принятия эффективного закона нужно лет 10-15, чтобы ситуация начала исправляться. А у нас гораздо чаще происходят какие-то катастрофические изменения. Принимается совершенно новый глупый закон, или что-то расформировывают принципиально, и вся накопленная эволюция откатывается обратно.

- А как это сказалось на ситуации на местах? Лесничих стало меньше? Контролировать некому?

- В целом работников лесной охраны стало мало. До введения Лесного кодекса в стране было примерно 100 тысяч человек, в полномочия которых входила охрана лесов, сейчас - примерно 23-24 тысячи. Проблема и в том, что они заняты в основном бумагооборотом. По нашим оценкам, до введения нового кодекса бумагописание занимало примерно 10-15% рабочего времени руководителей или ведущих специалистов лесного хозяйства. А сейчас - порядка 75-80%. Впрочем, это не только сугубо лесная проблема. Я часто слышу, что учителя больше бумаг пишут, чем детей учат. Страна тонет в отчетности.

Беседовала Кристина ШАБУНИНА